Поэма В.В. Ерофеева "Москва - Петушки" в контексте поэтики постмодерна

История создания текста

В.В. Ерофеев, известный также как “Веничка”, именно так назван alter ego автора в рассматриваемом произведении вошел в историю современной русской словесности с далеко не самым обширным творческим наследием. Среди этих текстов следует выделить, в первую очередь, поэму “Москва - Петушки”, ее одной уже достаточно, чтобы говорить о следе Ерофеева в истории русской литературы.

Наряду с рассматриваемым текстом перу этого автора принадлежит пьеса “Вальпургиева ночь, или шаги командора”, короткий сборник эссе “Разговор с Розановым” и изданные посмертно “Записки психопата”, по сути, архив черновиков и записных книжек Ерофеева.

Сама поэма, прославившая автора, очевидно, до Перестройки, точнее до 1988 г., когда “Москва - Петушки” в существенно, правда, урезанном виде вышла в свет в журнале “Трезвость и культура”, что само по себе напоминает постмодернисткую игру со смыслами, была написана в конце 1969 гг., вскоре она разошлась в так называемом “Самиздате”, то есть в виде копий, перепечатанных на пишущей машинке.В 1973 г. поэма была переправлена за границу и переведена на английский и немецкий языки (“Тамиздат”).

Австрийский филолог Г. Пфандль пишет по этому поводу:

Die nächste Generation, die heute — mehr per analogiam als aus Originalität —
die “Siebziger” genannt wird, hat eine dünne, doch wunderbare
Broschüre verschlungen, die bis vor ganz kurzer Zeit nur im Samoder Tamizdat zu haben war — die Rede ist von Venedikt Erofeevs Moskva -PetuSki, die irrtümlicherweise in der deutschen
Übersetzung den Titel Die Reise nach Petuschki trägt, obwohl der Held dort vielleicht nie angekommen ist.

Перевод: Следующее поколение русских, которых кое-кто не очень оригинально по аналогии уже называет семидесятниками, почти поголовно прочитало одну чудесную и тонкую вещь, которая до недавнего времени была доступна только в сам- и тамиздате — «Москва-Петушки» Венедикта Ерофеев

Полностью на русском языке поэма вышла уже в 1990 гг.

Аллюзии и интертекстуальность в поэме

По мнению ряда литературоведов, таких как О. Седакова (близко знакомая с Ерофеевым лично), Ю. Левин и др., “Москва - Петушки” является постмодернистским произведением. Действительно, в тексте присутствует ряд особенностей, которые позволяют отнести ерофеевский текст именно к этому литературному направлению: интертекстуальность, аллюзии, смыслы, творчески переработанные через призму авторского, очевидно не очень трезвого сознания, игра с “культурными константами”, штампами советского официоза, к примеру эпизод с “коктейлями”, особенно их названиями, намеренное смешение высокой и низкой лексики и тематики (см., к примеру главы “Реутово - Никольское”, “33 -ий километр - Электроугли” и т.д.).

Пространство и время поэмы пластично, при этом на “метафизическом” наиболее глубоком плане восприятия текста путешествие философствующего пьяницы представляет собой трагикомическую пародию не только и не столько на советское общество (хотя в поэме и этого хватает), но и на мироздание в целом: путешествие и алкогольный “трип” (от аангл. trip – путешествие, также жаргонизм, обозначающий “расширение сознания” под действием психоактивных веществ) – это модель мироздания, а вечное путешествие из Москвы в Петушки, куда невозможно попасть, также как и смерть главного героя одновременно содержащая карнавальны и постмодерниский элементы иллюстрируют хронотоп мифологического времени и закольцованной дороги.

Говоря о постмодернистской природе поэтики ерофеевского текста, нельзя не вспомнить концовку поэмы: во-первых, она очевидно перекликается с началом, как бы переворачивая его, во-вторых, загадочные “четверо”, убивающие Веничку – одновременно и всадники апокалипсиса и основатели “Единственно верного учения”, то есть Маркс, Энгельс, Ленин и Сталин. Такая игра с символами – архетипами очевидно указывает именно на постмодернистскую поэтику в творчестве Ерофеева.

Источниками образов – архетипов, аллюзий и симулякров, которые автор наполняет иным смыслом, впрочем, симулякр не был бы таковым, если в него нельзя было бы вложить любую смысловую “начинку”, что является основой творческого метода постмодернистов, являются по мнению ю. Левина:

1. Библия (особенно, кроме Нового Завета, Песнь песней и Псалтирь);
2. пропагандистская радио- и газетная публицистика с ее навязшими на зубах агитационными клише, к чему можно присоединить не менее надоевшие хрестоматийные — изучаемые в школе — образцы литературы социалистического реализма плюс расхожие и также взятые на вооружение советской пропагандой цитаты из русской классики <…>.

Между этими полюсами такие источники, как:

1. русская поэзия, главным образом по тем временам эзотерическая, от Тютчева до Пастернака и Мандельштама;
2. литература сентиментализма, прежде всего “Сентиментальное путешествие” Л.Стерна и “Путешествие из Петербурга в Москву” А.Радищева;
3. русская проза XIX в. — Н.Гоголь, И.Тургенев и особенно Ф.Достоевский”.

Действительно: интеллектуальный и духовно – философский багаж Венички, являющийся имманетным персонажу, делает его в свою очередь “лишним человеком”, что также приобретает в свою очередь характер такой же постмодернистской игры, что напрямую в данном случае подводит к идейной и мировоззренческой проблематике в поэме.

Сюжет и проблематика поэмы

Абсурдный и трагикомичный мир, известный еще филосфам – экзистенциалистам и воплощенный в бытовых реалиях позднего СССР, наряду с такими яркими приметами, как официозные штампы, вечная “фига в кармане” (см. , к примеру эпизод с контролерами в главе “Орехово - Зуево”), пьянство, как часть этой парадигмы, своего рода, жизненная позиция и философия, по сути асоциальность персонажа (см. текст:

И вот – я торжественно объявляю: до конца моих дней я не предприму ничего, чтобы повторить мой печальный опыт возвышения. Я остаюсь внизу и снизу плюю на всю вашу общественную лестницу. Да. На каждую ступеньку лестницы – по плевку. Чтобы по ней подыматься, надо быть жидовскою мордою без страха и упрека, надо быть пидорастом, выкованным из чистой стали с головы до пят. А я – не такой.

Именно этот фон, наряду с хронотопом закольцованной дороги, по сути мифологизированного времени и пространства, – все это создает художественный мир поэмы.

Таким образом, проблематика поэмы – это не только противопоставление главного героя социуму и даже мирозданию, воплощенному в дурной бесконечности закольцованной дороги, цикличной гибели и воскрешении, которое подразумевается, интересно также, что христианский Бог в абсурдном мире ерофеевского текста заменен фигурой чисто языческой: циклическая смерть и воскрешение - явный признак “мифа о вечном возврашении”, характерного для ряда дохристианских культур.

Что касается оппозиции “герой / социум” и “герой/мироздание”, то очевидно, что Веничка не является романтическим бунтарем, также заметим, что аллюзии к Байрону, для которого тема бунтарства индивидуальности была центральной, не случайно также реализованы в контексте “сниженной”, физиологической тематики (см. глава “Чухлинка -Кусково”).

Образ героя, как “лишнего человека” и хронотоп “дурной бесконечности” на трех планах: собственно, дорога и пьяные приключения Венички, пьянство и отторжение всего “советского”, при этом не несущие освобождение для героя и, наконец, мифическое закольцованное время, по сути, своего рода, потусторонний мир являются своего рода моделью жизни в современном автору безвременье, Ерофеев не дает ни ответов, ни оценок.

Таким образом, “Москва-Петушки”, это своего рода “энциклопедия русской жизни”, не имеющая дидактической функции, а описывающая бессмысленную реальность такой, какая она есть.